Хорхе Луис Борхес / Виртуальная библиотека Сегодня пятница, 29 марта 2024 года   
Jorge Luis BORGES
 © 2009       Главная       Книги       О Борхесе       Фотографии       Алфавитный указатель       Назад   
Элла Брагинская -- А что у нас было с Борхесом?..

А что у нас было с Борхесом?..
Сюжет с интригой про то, как впервые великий аргентинец явился русскому читателю

Хорхе Луис Борхес Борхес, Кортасар, Гарсиа Маркес... Гарсия Маркес, Борхес, Кортасар. Похоже, у нас сегодня на этих трех именах сошелся клином весь свет латиноамериканской литературы. Ночью и днем только о них. Нет, конечно, издают время от времени и других прославленных писателей Латинской Америки: того же Варгаса Льосу, Онетти или Фуэнтеса, но как-то бесшумно. А сколько еще сегодня в латиноамериканской литературе блистательных мастеров слова, давно прославленных в Европе! Попутно скажу, что в самом понятии “латино-американская литература”, по моему скромному разумению, есть нечто весьма упрощенное и даже отчасти оскорбительное для писателей двух с лишним десятков стран, расположившихся на двух американских континентах. И может, в том и кроется одна из причин, по которой мы сегодня вполне довольствуемся именами трех гигантов мировой литературы: Борхеса, Кортасара, Гарсиа Маркеса. К тому же они “раскручены” вовсю, а других раскручивать некогда, время – деньги, особенно издательское время.

Впрочем, я собралась писать не о том. Это так, всплеск эмоций. Борхеса теперь издают без передыха, книги его на полках магазинов и в книжных развалах – повсюду, и как тому не радоваться! Упомянуть имя Борхеса в тонкой беседе или в изысканной статье – самое оно. А у меня на памяти давняя история, впрочем, не такая уж давняя, всего-то двадцатилетней выдержки, и ныне наверняка малопонятная новому поколению. Это сюжет с интригой, с драматической завязкой и счастливой развязкой про то, как впервые великий Хорхе Луис Борхес явился русскому читателю.

Начну сначала: в середине 70-х годов мне предложили составить антологию современного аргентинского рассказа (было тогда увлечение подобными антологиями). Предложили эту вполне почетную работу в любимом мною тогда издательстве “Художественная литература”, в родной редакции литературы Испании, Португалии и Латинской Америки, которую с ее рождения возглавлял Валерий Сергеевич Столбов и где с полной отдачей, вкладывая в работу душу, трудились прекрасные редактора.

Тут надо сказать хоть несколько слов о Валерии Столбове, иначе что-то важное в моем рассказе пропадет. Его уже нет на свете десять лет. А это был человек по-детски взрывной, порой безоглядно либеральный, влюбленный в поэзию, в литературу, в свое дело, и сам очень даровитый переводчик. Он многое определил в появлении у нас удивительной прозы и поэзии Испании, Португалии и стран латиноамериканского континента. Не узнать бы нам в те времена стольких ярких и значительных латиноамериканских и испанских писателей, не будь такой лихости в характере Валерия Столбова, не будь такой увлеченности у всей его великолепной команды, тут следует упомянуть и переводчиков, и особо хитроумных авторов предисловий, которые научились подавать “буржуазных авторов” с таким гарниром, что и цензуре не поперхнуться.

Сборник рассказов аргентинских писателей появился на свет лишь в 1981 году по целому ряду причин, внятных и теперь невнятных. О внятных, касаемых долгостроя, возникающего порой из-за всяческих непредвиденных задержек в издательском процессе тех лет, говорить не стоит, а о невнятных – ниже. Начав работать над составлением, я с испугом почувствовала, что тону в материале, кого отобрать, кого нет, да и моя профессиональная подготовка, мягко говоря, недостаточно высока, но зато я работаю в ВГБИЛ, значит, при книгах, при прессе, к тому же еще и при прессе Спецхрана, то есть на особом, считай, привилегированном положении. Словом, в курсе.

Написала письмо одному именитому аргентинскому профессору словесности, и он любезно прислал мне список из 45 авторов, который заканчивался вполне определенно – “и так далее”. Естественно, что из всех книг и со страниц журналов и газет на меня смотрел Хорхе Луис Борхес. В ту пору, признаюсь, я имела весьма смутное представление об этом всемирно известном писателе, однако уже хорошо знала, какие именно выпады он допускает против СССР, как общается с Пиночетом (тогда это был полный криминал), и вообще. Словом, автор непроходной по всем статьям.

С составлением долго мучалась, потому как жанр рассказа в аргентинской литературе разработан прекрасно, а выбор из лучшего – нет труднее. И рассказ “Сад разветвляющихся тропок” Хорхе Луиса Борхеса я включила вопреки тому, что его автор – яростный критик советского тоталитаризма. А чего? Уж этот знаменитый рассказ в переводе Бориса Дубина, настоящего в дальнейшем открывателя Борхеса в России, никакого отношения к политике не имеет, авось проскочит под крышей других рассказов. А Валерия Столбова очень по-дружески посвятила в интригу, но не слишком подробно, чтобы, как теперь говорят, “не грузить”. Он насупился, но глаз блестел озорно, и я поняла, что мысленно одобряет, даже ободряет.

Нашей замечательной молодой поэтессе и переводчику с испанского Наталии Ванханен тогда впервые доверились и поручили редактировать переводы аргентинцев. (У нее с этой антологией и с Борхесом свой драматический сюжет, есть что рассказать при случае.) Итак, книгу к печати она подготовила, и вдруг грянул гром. Да так, что все вокруг задрожало и загрохотало. Наверх, то есть в дирекцию и еще выше – в отдел культуры ЦК, а может, и еще куда, – поступил сигнал от авторитетного и бдительного человека: враг, мол, не дремлет, в “Художественной литературе” нежелательные составители протаскивают совершенно нежелательных авторов, открытых антисоветчиков и мракобесов. И тут покатилось, застремилось! Срочно созвали партийное собрание, тогдашний куратор латино-американской редакции и высокий издательский начальник Владимир Рынкевич, ознакомившись с подготовленной к печати рукописью, пафосно срамил с трибуны сотрудников: не дозволим, налицо антисоветские происки, куда смотрела редакция. Борхеса, нашего идейного врага, убрать и не поминать его имя никогда, да и вообще – что могут сказать об аргентинском народе писатели, к примеру, с фамилией Розенмахер? Не знал, бедный, что и еврей Хорхе Луис Борхес, если верить столь убедительной по тем временам логике, тоже не может. Словом, хоть плачь. И никакого смеха – выкидывают злодея Борхеса и всех Розенмахеров.

Валерия Столбова к тому времени отправили на пенсию, видимо, за непокорный, лихой нрав и партийную мягкотелость. Я к нему бросилась за советом, он слушает, снова хмурится, подвела, говорит, под монастырь любимую редакцию, напихала антисоветчиков, а в глазах снова озорной блеск. Короче, от Борхеса отступились все. А во мне взыграло. И с пафосом – составитель я или кто? Пойду на принцип! И процесс рванул с головокружительной скоростью.

Случилось, в ту пору в московской партийной гостинице жил красавец Альфредо Варела, известный аргентинский писатель-коммунист, с прочным титулом “друг Советского Союза”. Я с ним была не так чтобы очень знакома, но осмелилась, позвонила и в разговоре спросила напрямик: “Может ли антология аргентинского рассказа выйти без Борхеса?” Пауза была. Была пауза. Но за ней последовало – нет! С восклицательным знаком. Тут я ему торопливо выложила некоторые подробности и зачастила умоляюще: “Позвоните в ЦК вашим друзьям, а они наверняка поймут вас правильно”. “Ты меня застала чудом, – задумчиво сказал Варела, – через полчаса я улетаю, не успею”. Но меня понесло, как с ледяной горки. “Вот, – говорю, – в аэропорту вы им все и скажите, они же поедут вас провожать. А я, с вашего разрешения, доложу руководству издательства о вашем мнении, что чрезвычайно важно”. Не помню дословно, но что-то близко к этому. К чести Альфредо Варелы, он захотел втолковать все что надо друзьям из ЦК, и они – о радость! – вникнув в ситуацию, позвонили руководству издательства.

Итак, звонок с самого верха – это уже почти победа. Но сердце мое чуяло: останавливаться нельзя, мало ли что. И как нельзя кстати в ту пору поэзией и многим другим ведала в Союзе писателей СССР наша любимая поэтесса Римма Казакова, к тому же, если память мне не изменяет, она была рабочим секретарем правления Союза писателей СССР, а это для любого высокого чиновника более чем убедительно. И так все сошлось, что и ее я тоже знала и относилась (и отношусь) к ней с нежностью и душевным доверием.

Чуть ли не ворвалась к ней в кабинет, рассказала торопливо и доверительно, больше нажимала на мнение Альфредо Варелы, с которым она была в дружбе и к тому времени перевела целую книгу его стихов. Вот так легли карты, нарочно не придумаешь. Римма Казакова ведать не ведала про Борхеса, да кто тогда ведал-то, кроме Валерия Земскова и Бориса Дубина, ныне таких маститых и таких признанных! Но чуткая Римма меня поняла, сразу поняла. Собственно, если б не она, все бы, пожалуй, и сорвалось. “Ну что за возня вокруг твоего Борхеса, сейчас все устроим!” – сказала она решительно. И написала письмо на бланке Секретариата правления Союза писателей СССР, что, мол, такого-то числа у них в Секретариате на высоком официальном обеде состоялась беседа с крупнейшим деятелем международного коммунистического движения Альфредо Варелой, который подчеркнул особое значение Х.Л. Борхеса в развитии аргентинской литературы, а не считаться с мнением наших друзей – аргентинских коммунистов – было бы серьезным политическим промахом... Официальный обед в честь Альфредо Варелы действительно был, как не быть! А вот насчет беседы про Борхеса прелестная Римма все выдумала, чутье подсказало ей так поступить да и женское доверие ко мне, оно иной раз дорогого стоит.

Конечно, с политическим промахом и мнением аргентинских коммунистов насчет Борхеса – это круто, но она – женщина с полетом, и каким! Печатей, помню, наставили всяких для пущей важности. Официальное письмо полагалось посылать со штатным курьером, но я упросила этого совсем не типичного секретаря правления СП СССР нарушить правило, сделать из меня курьера на час. И тут Римма, помню, лукаво, этак понимающе улыбнувшись, спросила: “А у тебя с этим Борхесом серьезно?” Такое не забудешь! Я махнула рукой, оставив ее в недоумении и в разных ответственных делах, схватила такси и прямо в редакцию “Художественной литературы”.

Отдаю внизу письмо, ну натуральный курьер, даже роспись какую-то вывела. И наверх – к главному редактору издательства Пузикову А.И., человеку в высшей степени интеллигентному, дипломатичному, обходительному. Он меня принял очень любезно. Звонок-то уже был! Чай мы с ним пили, объяснялись. Я ему умильно, мол, Александр Иванович, ведь и сам Альфредо Варела не мыслит сборник без Борхеса, и вам уже звонили из ЦК, там тоже не мыслят без... У Александра Ивановича брови полезли вверх от моей осведомленности, а у меня сердце колотится невесть где. Он человек искушенный и мне с улыбкой: звонки звонками, но мне бы хоть какое-то официальное письмо... Тут – смертельный номер! – есть, говорю, и прямо из Секретариата правления Союза писателей. А сердце уже в горле: ведь книгу вот-вот сдадут в набор. Александр Иванович со вздохом, но любезно: “Не мешало бы для начала получить это письмо”. И я на сплошном выдохе – да оно, наверно, у вашего секретаря, сделайте любезность – позвоните!

Вот когда он читал это письмо, я не дышала то ли от радости, то ли в страхе за такой взлет в раскрученном сюжете. Не помню точно, что он говорил. Помню, сказал: н-да! Именно это протяжное н-да. И интонацию, явно довольную, помню. Мы, говорит, конечно, не можем издавать антологию без такого писателя, как Борхес. А потом с явной неохотой в голосе добавил: но все же уберите Розенмахера, он совершенно не по теме. И я – не хватило духу – согласилась... “Блюз в ночи”, колоритный и грустный рассказ писателя Хермана Розенмахера о старом еврейском музыканте-эмигранте, тонко переведенный покойной Майей Абезгауз, был выброшен. Махнулись, что называется. Борхес с его знаменитым садом разветвляющихся тропок все-таки проник в советскую литературу, а вот история с Херманом Розенмахером так и осталась на моей совести. Найти бы этот перевод и опубликовать, а если не найти, то перевести. Лучше бы найти!


© Элла Брагинская, «Литературная газета», 2002




Книги Статьи Фотографии Алфавитный указатель