Хорхе Луис Борхес / Виртуальная библиотека Сегодня пятница, 29 марта 2024 года   
Jorge Luis BORGES
 © 2009       Главная       Книги       О Борхесе       Фотографии       Алфавитный указатель       Назад   
Хорхе Луис Борхес -- Труко "Эваристо Каррьего" 1930

Труко

Х.Л.Борхес
Перевод Б.Дубина
Из книги "Эваристо Каррьего" ("Evaristo Carriego") 1930

Сорок карт способны перекроить жизнь. Трещит ли в руках свежая колода или пальцы стиснули уже затрепанную, но картонные обрезки оживают: пиковый туз, всемогущий, как Хуан Мануэль, толстобрюхие коньки, которых копировал Веласкес. Банкомет тасует размалеванный хлам. Вроде бы только и всего, но чары и чудеса игры – сама игра – расцветают на глазах. Число карт – сорок, а помножьте один на два, на три, на четыре и далее до сорока, и перед вами – число их перестановок. При всей величине это цифра вполне определенная, одна в ряду многих. Но о ней никогда не упоминают. Это далекая, головокружительная цифра, в которой сами карты как бы растворяются. И главное таинство – таинство игры – с самого начала удвоено другим – таинством числового ряда. На голом столе – скатерть снята, чтобы карты скользили без помех, – ждет кучка горошин, это тоже числа. Игра начинается; участники, в которых разом проступает что-то креольское, сбрасывают привычные маски. Паутину игорных комбинаций плетет уже кто-то другой – человек былых времен, здешних корней. Преображается и язык. Деспотические запреты, хитроумные ходы и тупики подстерегают говорящего на каждом шагу. Обмолвиться словом «масть», если на руках нет трех карт одной расцветки, – нарущение грубейшее, за него строго наказывают, но объявившему, что понтирует, все сходит с рук. Упоминая ход, ты его уже делаешь, – отсюда обилие околичностей в речи... Разговор то и дело вспыхивает стихом. У игры есть свои рецепты выдержки для неудачников, свои куплеты для счастливцев. Труко безотказен, как дата. У него товар на любой вкус: милонги биваков и трактирных стоек, прибаутки дорожных харчевен, бравада склочников и забияк, бесцеремонность веселых домов по улице Хунин и кутузки на улице Темпле. Игроки – запевалы каких поискать, особенно если выигрывают или хотят показать, что выиграли: на ночных перекрестках, в забегаловках, где до утра теплится свет, не смолкает песня.

Хитрить для игрока – дело обычное. Но хитрят здесь иначе, нежели в покере: там берут неподвижностью или суровостью лица, на котором – решимость и готовность рисковать всем при каждой ставке, здесь же главное – лживый тон, открытое выражение лица, защищенного фальшивым и безоговорочным словоизвержением. Подвохом в труко может быть все: брюзга, в сердцах швырнувший карты на стол, вполне может скрывать собственное везение (это хитрось первого порядка), а может и не кривить душой – заранее зная, что не поверят (это хитрость в квадрате). Игра в наших местах натороплива, разговорчива, но я бы не советовал полагаться на ее флегму. Это еще одна маска, а суть лучше всего передает беседа двух мошенников, Моше и Даниила, встретившихся где-то посреди российских равнин.
— Куда собрался, Даниил? — спрашивает первый.
— В Севастополь, — отзывается другой.
— Ай-ай-ай, стыдно тебе врать, Даниил. Говоришь – в Севастополь, чтобы я подумал, что в Нижний, а ты тем временем отправишься в Севастополь. Ай, стыдно, Даниил.

Но вернемся к игрокам в труко. Они как будто ныряют в гул разговора, гомоном отгоняя жизнь. Сорок карт – амулетов из размалеванного картона с их грошовой дьявольщиной и экзорцизмами – способ заговаривать течение дней. Играя, поворачиваются спиной к ходу времени. Общая и неотложная реальность обступает застолье, но никогда не переходит черту, за которой – другой мир. Он состоит из маза и прикупа, неожиданно приваливших крестей, жадных подсчетов после каждой партии, несущей надежду семерки черв и других поглощающих пустяков из репертуара удачи. Игроки живут в этом сновиденном мире. Скрепляют его настоящим креольским словцом, берегут, как огонь костра. Да, их мир не широк: призрачный плод местного интриганства и дворовых шуточек, изобретение чародеев загона и кудесников пригорода. Но разве это мешает ему заслонять для них мир взаправдашний? Разве делает его менее изощренным и демоническим, хотя бы в мечтах?

Видеть в труко всего лишь туземную достопримечательность, не выходя за его пределы и не попыташвись углубить (может быть, обе задачи имеют в виду одно – уточнить подлинный масштаб), – по-моему, серьезнейшая ошибка. Я бы обратил внимание именно на незатейливость игры. Разные ее этапы, повороты, порывы, вся эта каббалистика недаром воспроизводятся вновь и вновь. Перед нами – заведомо повторяющийся опыт. Может быть, труко для игрока – что-то вроде обряда? Вглядимся в это непрестанное напоминание, в приверженность игры к традиционным формулам. На самом деле каждый игрок разыгрывает давнишние сдачи. Его партия – повторение прежних партий, а лучше сказать – повторение давным-давно прожитых жизней. Невидимые поколения местных сеньоров как бы заживо похоронены в нем: они, доведем метафору до конца, и есть он. Уяснив это, понимаешь, что время – всего лишь условность. И лабиринты размалеванного картона на свой лад ведут к метафизике – оправданию и завершению любой темы.




Книги Статьи Фотографии Алфавитный указатель